Кто не знает Беню Крика — героя «Одесских рассказов» Исаака Бабеля! О неизвестной стороне его многогранной деятельности вы узнаете из весёлой истории

Что знаете вы о Бене? Что можете сказать вы о знаменитом Крике, папашей которого состоял, извините, обыкновенный биндюжник Мендель Крик? «Беня был король одесских налётчиков», — допустим, скажете вы и будете правы. Допустим даже, вы прибавите к этому ещё пару пустяков. Но разве вы скажете, за что брался Бенчик, если имел десять лишних минут свободного времени? Вам и в голову не придёт, что в эти десять лишних минут он любил с кем-нибудь присесть и поиграть в простые русские шашки. Но перестанем размазывать кашу и перейдём к делу. И если вы захотите узнать, почему, когда Беня садился за шашки, никто не мог услышать от него «сдаюсь», то кладите себе в уши мои слова и идите за мной туда, куда я вас поведу. Все знают, что десятый налёт на Тартаковского совершал Беня, но не все знают, что они познакомились много раньше. Тогда Бенчик ещё не был королём и не был прибит к какому-нибудь берегу. Он ходил сам по себе. И вот он явился в одну из лавок Тартаковского на Большой Арнаутской и сказал: — Папаша, я имею до вас интерес. Говорят, вы неплохо играете в шашки, а меня, между прочим, зовут Бенцион, или просто Беня, и мы имеем шанс сыграть на хороший куш. Теперь уже мало кто помнит, что Тартаковский был одним из лучших игроков Одессы. И поэтому он ответил: — Молодой человек, пусть вы даже Бенцион, и я вижу на вас кремовые штаны и малиновые штиблеты, но какая это получится игра, если я в шашках знаю «от и до», а вы — неизвестно что? У меня почему-то складывается мнение, что игра не получится. — Должен вас честно предупредить, папаша, двух выборов быть не может. Или мы играем или мы не играем! — и Беня сунул руку в карман давая о чём-то понять. — Это меняет дело, — пролепетал побелевший Тартаковский и тут же на прилавке стал расставлять шашки. А известно ли вам, что если Тартаковский принимался расставлять шашки, то лавка его сразу набивалась зрителями не только со всей улицы, но и с переулков. И вот Беня пошёл белыми, а через, может быть, десяток ходов, а может быть, двадцать, Тартаковский спросил, об чём идёт игра. — Об чём устроит вас, об том же устроит и меня, — сказал Бенчик. А Тартаковский, иммея полную лавку народа, стал уже не такой бледный, и на доске у него тоже было положение — дай бог всякому. Вот почему язык повернулся у него на триста рублей. — Триста так триста, — сказал Беня, — но все-таки округлим до пятьсот. Хотя и это не так много, если получать. Но это уже не так мало, если отдавать. И всё же объясните мне: почему вы не ставите её на место? Или вам тяжело нагнуться? - Куда нагнуться и кого ставить на место? — удивился Тартаковский. — Вашу дамку, папаша! Дамку, которая упала, — Беня нагнулся и выпрямился с чёрной дамкой на ладони. — У меня упала дамка?? — У кого же? Или у меня? Как вы сами можете понять из положения, Тартаковский в нём не проигрывал и не выигрывал. А разве куш в пятьсот рублей не пригодился бы ему на мелкие расходы? — Если вы уверяете, что упала моя дамка, значит она-таки упала. Но раз она-таки упала, значит, надо её поставить на место. А куда, если я не помню, где она стояла? — Это пусть вас не беспокоит, папаша. Стояла на своём месте, вот здесь. — Если здесь — так здесь. Теперь и я помню, что здесь, — сказал Тартаковский, а сам подумал: «Он совсем идиот или даже ещё хуже». Нужны ли мои слова о том, что когда Бенчик поставил на доску чёрную дамку, то уже через пять ходов или, может быть, через десять, кошелёк Тартаковского стал ровно на пятьсот рублей легче. И что творилось в лавке! А кривой Семка Медовор сказал: «Попомните меня: если этот Беня выиграл в шашки у Тартаковского, то он-таки годится и на что-нибудь другое тоже». И он был прав. У Бени ещё было много хороших дней. А нам с вами остаётся смотреть на эту позицию и думать, как же это можно добавить здесь чёрную дамку, чтобы даже Тартаковский поверил, что ему хорошо, но чтобы как раз белые смогли выиграть?

Журнал «Шашки», 1970-8