Если играешь в войну из шашек строя засады,
В этих стекляшках найдешь ты и солдат, и врагов.
Марциал, «Эпиграммы».

Все богатейшее греческое наследие впитал в себя Рим, который в упорных сражениях с соседями в III — II вв. до н. э. стал державой, не имевшей себе равных в мире. Широкую популярность тогда же получают различные настольные игры, причем римляне не ограничились их простым заимствованием, а внесли ряд усовершенствований. Название самой игры на доске без применения игральных костей и жребия было — латрункули, или игра в солдаты (иногда в переводах упоминается как «разбойники»), С каждой стороны в ней участвовали два вида шашек — ординарии и ваги, взаимодействие которых можно сравнить с привычными нам простыми и дамками. Флавий Вописк, писатель III века, поведал любопытную историю, позволившую нам лишний раз убедиться в популярности игры у римлян и узнать некоторые подробности тех давних поединков. Когда на пиру в Лионе, играя в латрункули, Прокул десять раз подряд вышел в императоры, один из зрителей принес зимнюю красную мантию, накинул ему на плечи и приветствовал: «Да здравствует Август!» (Август — император, правивший в то время в Риме). Разбирая этот эпизод, русский историк Дмитрий Иванович Саргин отмечал, что императором иногда называли шашку, прошедшую на противоположный край доски. Но не исключено, что такой титул присваивался победителю, не просто выигравшему партию, но каким-то особым образом, например, не проводя своих простых или заперев шашку противника. Наиболее же раннее упоминание об этой игре встречаем у Варрона, сравнивавшего таблицу падежей латинского склонения с игральной доской и утверждавшего, что здесь два порядка клеток: одни поперечные, другие прямые, «как это обыкновенно на доске, на которой играют в латрункули». Уже тогда жаркие баталии, разворачивавшиеся на 64-клеточной доске (и реже — на иных), как бы воспроизводили в миниатюре сражение двух армий. Играли повсюду на улицах, расчерчивая доски прямо на земле и применяя камешки игральных фишек. И лишь экстренные обстоятельства могли лишить римлян удовольствия сыграть или понаблюдать за поединками, «Никто, когда бежит на пожар собственного дома, не станет смотреть на игральную доску, чтобы узнать, как освободится взятый в плен камешек», — отмечал Сенека. Под пленом тогда, как впрочем и позднее в русских шашках, понималось запирание шашек. Известно также, что молодежь из наиболее состоятельных римских семей объединялась в клубы, называвшиеся чаще всего в честь местных богов и включавшие в свою программу спортивные упражнения и интеллектуальные игры. Об одном из таких клубов — для плавания и игры в шашки — упоминал известный американский писатель лауреат Нобелевской премии Т. Уайлдер в историческом романе «Мартовские иды», посвященном дням правления Юлия Цезаря. По мнению автора, игра в солдаты была неотъемлемым спутником досуга не только владыки, но и представителя его оппозиции — поэта Гая Валерия Катулла. Впрочем, судите сами: перед вами лишь несколько фрагментов произведения, выполненного на документальной основе в эпистолярном жанре. Правда, сами записи и высказывания, по признанию автора, были попыткой «предположить, как протекали события, неравномерно отраженные в дошедших до нас свидетельствах».

VIII. Из дневника Цезаря

… Но за что меня ненавидит Катулл? Неужели и великие поэты могут пылать негодованием, заимствованным из старых учебников? Неужели великие поэты — дураки во всем, кроме своей поэзии? Неужели их взгляды формируются застольной беседой в Эмилиевом клубе для плавания и игры в шашки?

XII. Корнелий Непот. Заметки

… Снова обедал с Катуллом в Эмилиевом клубе для плавания и игры в шашки. Очень приятное общество, молодые аристократы, представители самых знатных родов Рима…

XIV. Азиний Поллион — Цезарю

… Несмотря на то, что он (Катулл) лишь немногим старше большинства членов нашего клуба (Эмилиева — для игры в шашки и плавания), он давно играет там роль советчика и умиротворителя … Я уже имел случай докладывать, что большинство членов клуба сочувствуют республиканцам …

XXX. Из дневника Цезаря

… Даже дома я как будто все время играю в шашки. Я теряю шашку, мне угрожают с фланга, я собираю силы для прорыва, выхожу в дамки …»

Как видим, Т. Уайлдер вслед за многими историками полагал, что латрункули — игра шашечного типа. Многочисленные свидетельства античных писателей позволяют нам поближе познакомиться с увлечением римлян. Сенека рассказывал, что даже накануне казни осужденный Юлий Кан не оставлял игру. А когда настал последний момент, он пересчитал свои фигуры и обратился к противнику: «Смотри, после моей смерти не соври, что ты одолел!» Затем, кивнув головой центуриону, воскликнул: «Будешь свидетелем, что у меня одной фигурой больше. Полагаешь ли ты, что Кан выиграл в этой партии?» Он шутил …

И хотя в этом отрывке не приводится разновидность фигур, но все же показано, что выигрыш даже одной из них позволяет рассчитывать на успех в партии. Кстати, сам Сенека в работе «О краткости жизни» скептически относится к подобным развлечениям: «Только тот может быть признан абсолютно свободным, кто уверен, что он избавлен от всякого дела, но было бы очень условным причислять к людям свободным только тех, кто проводит свою жизнь в игре в латрункули, или в мяч, или в том, что греется на солнце».

В античных трудах встречаются не только описание игры, но и советы соперникам. Марциал, например, называя отдельные фигурки латронами (сокращенно от латрункулей), напоминает и о необходимых при игре условиях: «Если играешь в коварные войны латронов, пусть из драгоценного камня будет у тебя воин и твой неприятель». Полезен и его призыв к бдительности за доской: «Если играешь в войну из шашек строя засады, в этих стекляшках найдешь ты и солдат, и врагов». Из «Эпиграмм» Марциала удается установить и количество шашек (с каждой стороны по 12), и основной принцип игры — охват неприятельской шашки: «В кости с одной стороны играют по дюжине точек, шашка погибнет с другой меж одноцветных врагов». Ну, а о чем может свидетельствовать такое высказывание автора: «Новий с Публием пусть тебе сдадутся, между шашек стестенные стеклянных»? Думается, о причине поражения в игре из-за стеснения сил, иными словами — запирания. Вот перед нами и еще один признак, объединяющий античную и современную формы шашек. Марциал считал себя рьяным почитателем латрункулей, ради которых готов расстаться со многими земными благами: «Брадобрея и камешки с доской, да немного моих любимых книжек, … и бери себе термы ты Нерона». Другой римский поэт Овидий также оставил ряд полезных советов. Правда, в переводы его текстов порой вкрадывались неточности: сама игра именовалась чаще как «разбойники» (вместо «солдаты»). «Если играешь в «разбойников», будь осмотрительна тоже: пешка, встретясь с двумя, сразу уходит с доски, воин без пары своей и стесненный продолжает, вновь повторяя и вновь соревновательный ход», — таково наставление поэта любимой девушке, пытающейся освоить премудрости игры. И здесь вновь подтверждается основной игровой принцип — выигрыш неприятельской шашки, благодаря ее окружению двумя своими шашками. Об этом же свидетельствует и следующее наставление: «Как разноцветным бойцам удерживать линию фронта, ибо, попав между двух вражеских, воин погиб, — как в наступ-ленье идти и как отступать осторожно …» Неплохое знание тактики борьбы в латрункулях проявил и Апулей в своих знаменитых «Метаморфозах», где он использует следующий образ: когда фигуры оказывались запертыми и неподвижными, то говорили, что игрок доведен до «неподвижных камней». Но наиболее красочная и достоверная картина сражения латронов раскрыта в небольшой поэме С. Бассуса, посвященной успехам сильного игрока Писона. Знакомясь с ней, мы поневоле убеждаемся, насколько основные средства борьбы близки по содержанию современным шашкам.

«Если уставший от тяжести учения, ты не захочешь, однако, остаться в бездействии и захочешь предаться игре, требующей ловкости, то доска откроется для остроумных маневров твоих фигур. Здесь стеклянные солдаты ввязываются в борьбу. То белые сковывают черных, то черные — белых. Но ни один солдат не отворачивается от тебя. Под таким командованием какая фигура отступила? Какая фигура, прежде, чем погибнуть, не губила врага? Твоя армия сражается тысячами способов. Вот этот солдат в бегстве своем овладевает преследователем, а тот возвращается из долгого отступления, где он оставался на страже, а другой осмеливается в борьбу вмешаться и обманывает противника, который прибег к грабежу. Вот этот выдерживает двойную атаку и, вынужден сковать одну свою фигуру, выводит из игры две вражеские. Тот бросается на крупнейшие взрывы, быстрый, он разбивает вражескую линию, бросается на вражеские фигуры, опрокинув их, наносит повреждение в стене. Однако, несмотря на упорное сражение, в котором закаляются тела солдат, твой фланг останется единым, хотя и распыленным, и с маленьким числом воинов. Ты одерживаешь победу, и в твоих руках остается много пленников».

Сообщая подробности о герое поэмы Писоне, немецкий историк фон дер Лаза отмечал, что тот обладал высоким искусством игры, и на нее собирались поглядеть толпы зрителей. Хотя Писон принадлежал к высшему обществу, его судьба сложилась печально. Возглавив заговор против Нерона, он после его раскрытия был приговорен к казни (как и Сенека). Приведенный отрывок из поэмы удается воспринять глубже, если учесть, что партия приведена как аналог сражения двух армий. А римляне, как известно, и свои войска располагали по-шашечному. Они расставляли каждый легион тремя небольшими отделениями, с промежутками между ними и в три ряда, причем, отделения второго ряда стояли против промежутков в первом ряду. Когда воины первого ряда утомлялись в бою, в пустые места между ними быстро и без потерь внедрялись солдаты второго ряда. Назначение же третьего ряда — из ветеранов — состояло в подстраховке на случай крайней опасности.

При иной схеме расстановки боевых сил использовали две линии нападения. Вслед за линией ординарнее располагалась кавалерия или иной род усиленных войск. И как только разворачивался бой, кавалерия для решающей атаки огибала солдат с флангов и устремлялась вперед. Так ходили и фигуры в игре: ординарии — в ортогональном направлении (вперед и вбок на одну клетку), а ваги (или блуждающие) в любом направлении — вперед и назад на значительное число клеток в ортогональном или диагональном направлениях. К таким же выводам пришел позднее Исидор Сельвинский, утверждавший в своей энциклопедии, что «фигуры двигаются частью в порядке, частью туда и сюда, почему одни называются обыкновенными (ординариями), а другие — блуждающими (вагами). Те, которые не могут быть вовсе сдвигаемы, называются «пришедшими в отчаяние». Ряд зарубежных исследователей полагает, что у римлян не было различий между отдельными фигурами в начале игры, а были лишь разные функции у одних и тех же фигур. Если, например, на одном поле стоит одна фигура, то она — «вага», а если на том же поле две и более фигур, то они именуюся «ординариями». При этом римские латрункули отождествлялись с греческой петтейей. А стратегию игры в этом случае также восстанавливают на основе уже упоминавшихся стихов о Писоне. Голландский исследователь Круйсвейк приводит ссылку на текст Остина в журнале «Греция и Рим» (1934): «Важным принципом игры было маневрирование фигурами так, чтобы они по возможности образовали связанную группу. Фигура, далеко оторвавшаяся от своих и изолированная неприятелем, подвергала себя и весь свой лагерь опасности. Теория эта убедительно подтверждалась практическим опытом; было обнаружено, что лучшая тактика состоит в группировке фигур в прочную связанную конструкцию — «мандру», но противнику могло удаться остроумной игрой и порой даже ценой некоторых пожертвований прорваться через эту конструкцию, получая возможность свободных маневров в ее тылу и постепенно «взятия крепости».

По мнению же Д. И. Саргина, «мандра» могла означать запирание на борту доски. Говоря современным шашечным языком, можно привести типичный пример: белые — дамка c1, черные — дамка a1, простые b2, аЗ. Порой в латрункулях усматривали даже одну из простейших форм другой интеллектуальной игры — игры в шахматы. Это заблуждение проникает иногда и в трактовку античных текстов. Но следует учитывать, что цели в них совершенно разные. Если у римлян победителем признавался тот, кто сумеет уничтожить или связать (запереть) все силы противника, то в шахматах одного материального перевеса мало, главное — это объявить мат священной фигуре — королю.

Что же можно сказать о самих игральных досках римлян? Долгое время казалось, что они безвозвратно утеряны, Но не так давно в одном из крупнейших фортов, расположенных на Адриановом валу, — самом дальнем аванпосте Римской империи в начале нашей эры — были обнаружены алтарь Фортуны, богини — покровительницы игроков, а также доска, вырезанная из камня, с маленькими фигурками, которые служили фишками. Когда-то она, вероятно, находилась в бане, а ныне заняла достойное место в музее, По мнению историка Бек де Фукьера, клетки на римской доске уже имели контрастную окраску, но подтверждений оно пока не нашло.

Квадратная доска для латрункулей, по всей вероятности, использовалась в игре «абак», где заметное влияние на исход борьбы накладывал случайный фактор броска игральной кости. Древнеримский писатель Светоний сообщал про Нерона, что «в начале своего царствования он играл на абаке двухколесными колесницами из слоновой кости». И хотя позднее в колесницах видели намек на шахматных ферзей, все же следовало бы учесть своеобразие отделки однородных фигур императорского комплекта. Если бы между ними было заметное отличие (как в шахматах, например), то Светоний, написавший к трму же специальную книгу об играх, безусловно отразил бы этот факт.

Не менее распространенной в Риме была игра 12 линий, или скриптула. Причем пользовались совмещенными досками, на каждой из сторон которых были нанесены изображения полей для той или другой игры. Что же представляла собой игра 12 линий? Как вытекает из самого названия, доска состояла из пересечений линий с образованием 12х3 клеток, причем с каждой стороны в игре участвовало по 15 шашек. На каждом поле могло стоять несколько шашек одновременно (подобные правила можно найти и в поныне существующих «столбовых шашках»).

«Ординариями» именовались все фигуры, находящиеся на одном и том же поле, а «вагами» — стоящие порознь. Выбор хода определялся, скорее всего, жребием. До нас дошло немало ярких свидетельств популярности и занимательности скриптулы. Блестящий римский оратор Цицерон, рассказывая о Публии Муции Сцеволе, бывшем в 153 г. до н. э. консулом, поражался его изумительной памяти: «Сцевола в игре 12 линий, когда первым продвинул шашку, проиграл; по дороге в деревню, повторив порядок всего состязания и припомнив, на каком ходу он ошибся, возвратился к тому, с кем играл, и тот согласился, что это так и произошло».

Император Клавдий, по сообщению Светония, страстно предавался этой игре и даже создал книгу о ней. Он умудрился не оставлять игру и в дороге, приспособив должным образом доску с фигурами. О специфике борьбы и разнообразии приемов можно судить по одной из мелких реплик Цицерона: «Итак, я уступаю тебе, как это делается у нас обыкновенно в игре 12 линий, отвести шашку, если ты раскаиваешься в своем ходе».

В скриптуле большинство исследователей находили предшественника средневекового триктрака. Сталкиваясь с античными текстами, мы нередко также встречаем упоминание об игре, в которой нужно выставить три свои шашки в ряд и помешать сделать то же самое противнику, Здесь речь идет о «мельнице», изображения доски для которой известны еще со времен Древнего Египта. В уже упоминавшихся наставлениях Овидия встречаются строчки о двух последних играх:

Есть и такая игра, где столько прочерчено линий,
Сколько месяцев есть в быетробегущем году;
Есть и такая, где каждый выводит по трое шашек;
А побеждает тот, кто смог в линию выстроить их.

Попутно Овидий раздает советы, актуальность которых сохраняется и поныне:

Но недостаточно быть знатоком бросков и расчетов,
Нужно собою владеть, это труднее и важнее,
Мы за игрой забываем себя, раскрываемся в страсти,
Как на ладони встает все, что у нас на душе:
Гнев безобразный встает, и корыстолюбье бушует,
И начинают кипеть ссоры, обиды и брань …

И еще несколько строк Овидия о цели игры в «мельнице»:

Камешки так положить в троимую цепь на дощечке,
Где побеждает игрок, строя не давший прорвать.

И хотя английский историк игр Г. Дж, Меррей, автор книги «История игр на шахматной доске, иных, чем шахматы» (1952), полагает, что нет оснований говорить о родственных связях между играми, популярными в Древнем Риме и Греции, и современными шашками, но все же достаточно большое число совпадений как по форме, так и по содержанию рассматриваемых игр неизбежно приводят нас к убеждению о их заметной близости. Образно говоря, это различные системы одного и того же дебюта. По мнению Д.И.Саргина, латрункули, претерпев незначительные изменения, сохранились в форме англошотландских шашек до нашего времени. Главным доводом сторонников нешашечного характера игры римлян стала ссылка на иной характер взятия неприятельской фигуры: она снимается с доски, если ее нельзя освободить из окружения двумя фигурами неприятеля. Но почему-то никто из исследователей не обратил внимания, что такой вид взятия является первым приближением к существующему ныне в шашках правилу боя. Ведь и здесь необходимо снять одну из неприятельских шашек, если вам удалось завершить ее окружение: но теперь с одной стороны от чужой шашки стоит ваша, а с другой — вместо вашей шашки (как это было в латрункулях) находится пустое игровое поле, и при этом наступает ваша очередь хода. Единственная разница во взятиях заключается в том, что теперь окружение завершает бьющая шашка, встающая на свободное поле. Казалось бы, совсем незначительная модернизация во взятии, а какая бездна комбинаций открылась глазам поклонников древней игры! Трудно назвать дату и место введения этого новшества, но произошло оно, вероятно, в одной из бывших римских колоний уже в эпоху средневековья.

Журнал «Шашки», 1989-11,12
Виктор Голосуев, мастер спорта